простые формы
О минимализме в архитектуре
Я не люблю слово «простое». Простое – это примитивное, незамысловатое. Ясность «простого» не в прозрачности, а в отсутствии глубины. Поэтому я бы говорил о лаконичности, которая в искусстве – синоним ясности. В этом случае простота проявляется не в самом объекте, а в процессе его постижения, прочтения. Простота постижения обусловлена немногословностью, логической предопределенностью и выразительностью языка. Простое здесь – считываемое без мучительных усилий. Если принять такое определение «простой» формы, то главным в ней становится ее ёмкость, плотность информационной составляющей. Использование как накопителей информации всех качественных характеристик материала. В графике это достигается напряженностью линий. Никому не придет в голову назвать простой графику Пикассо, исполненную одним росчерком карандаша. В литературе - эксплуатацией, помимо простого смыслового значения слов, метафор, аллитераций и ассоциативных связей. Все это, в конечном счете ведет к уплотнению смысла, повышению «веса» слова, к тому, что Паустовский назвал «литой прозой». Принцип этой работы, прямо проецируемый на любую область формотворчества, хорошо описан Исааком Бабелем (в изложении К.Паустовского):
«Линия в прозе должна быть проведена твердо и чисто, как на гравюре.
… я еще не уверен, что последний вариант можно печатать. Кажется, его можно еще сжать. Такой отбор …. и вызывает самостоятельную силу языка и стиля. Я беру пустяк - анекдот, базарный рассказ - и делаю из него вещь, от которой сам не могу оторваться. Она играет. Она круглая, как морской голыш. Она держится сцеплением отдельных частиц. И сила этого сцепления такова, что ее не разобьет даже молния…
Я проверяю фразу за фразой, и не единожды, а по нескольку раз. Прежде всего я выбрасываю из фразы все лишние слова. Нужен острый глаз, потому что язык ловко прячет свой мусор, повторения, синонимы, просто бессмыслицы и все время как будто старается нас перехитрить.
Когда эта работа окончена, я переписываю рукопись на машинке (так виднее текст). Потом я даю ей два-три дня полежать — если у меня хватит на это терпения — и снова проверяю фразу за фразой, слово за словом. И обязательно нахожу еще какое-то количество пропущенной лебеды и крапивы. Так, каждый раз наново переписывая текст, я работаю до тех пор, пока при самой зверской придирчивости не могу уже увидеть в рукописи ни одной крупинки грязи.»
Константин Паустовский «Рассказы о Бабеле»
Если говорить об архитектуре, то, иллюзия простоты, по-моему, имманентно присуща любому хорошему архитектурному объекту с древних времён до нашего времени. И это обстоятельство никак не связанно с тем, что принято называть стилем в архитектуре. Так что же это за качество, рождающее это странное определение «простые формы»?
Всякое формотворчество, исключая собственно литературу, сводится в конечном итоге к способу консервации, фиксации и транслирования какой либо не вербализуемой информации. Но если в живописи или музыке целеполагание напрямую связано с конечной формой произведения, то архитектура, как искусство является лишь следствием, побочным продуктом некой функциональной необходимости строительства. Как только возникает потребность в ограничении части пространства, возникает и архитектура. Она – неизбежное осложнение формирования среды человеческого обитания, жизнедеятельности, производства.
В этом обстоятельстве вынужденности коренное отличие архитектуры от любого другого вида формотворчества. Кроме, пожалуй, того, которое носило в советском прошлом название промышленной эстетики, и более известно теперь под именем дизайн. Люди, «эстетизирующие» промышленные изделия, стали называть себя художниками совсем недавно. Можно, наверное, сказать и по-другому, - художники обратились к производству потребительских товаров совсем недавно. До тех пор вся формотворческая сторона производства оставалась в компетенции сначала ремесленников, затем инженеров. Тем не менее, сказать, что продукты, произведённые в отсутствии специально выделенного, ответственного за «красоту» человека, были совсем уж лишены эстетической составляющей, было бы ошибкой. Я даже не стал бы вспоминать теперь заполняющие антикварные салоны предметы мебели и быта, а обратился бы к производству машин. Например, к военной продукции. Самолёты, танки, автомобили. Изделия, выполненные исключительно с целью решения конкретных задач, без какого либо эстетического кокетства, вдруг завоёвывают симпатии широкого круга потребителей именно красотой и совершенством своих форм. Такова история автомобилей разработанных в качестве военных и превратившихся в культовые произведения дизайна- Hummer, Defender или Jeep. И, в отличие от модельных произведений гражданского автопрома, десятилетиями не меняющих своего облика.
Архитектура становится осознанным искусством с появлением субъекта, готового принять ответственность не только за функциональные, но также и за эстетические характеристики строительства. Как только этот субъект появляется, и заявляет о себе как об архитекторе и авторе, он вынужден находить средства, для подтверждения и легитимизации своей деятельности в этом качестве. И в этот момент возникает серьезная опасность для простой формы, ибо одно из свойств простой формы – неочевидность её присутствия как результата осознанной деятельности. Автор начинает бояться быть неуслышанным. Неуслышанным - неоценённым. Автор начинает педалировать и форсировать силу звука и яркость света своей деятельности. Автор давит красоту. Автор позиционирует себя как художник. Что же побуждает его к этому?
Архитектура, как уже было сказано раньше, - составляющая строительства, одно из качеств потребительского товара, а именно его репрезентативной стороны. Эстетическая, образная выразительность – одно из обязательных требований заказчика-потребителя. И заказчик измеряет и оценивает это качество, опираясь на собственные эстетические пристрастия и представления. Существовавшая некогда повсеместно, и сохранившаяся преимущественно в области частного заказа, оппозиция «Заказчик» - «Архитектор», требует от последнего, помимо решения сугубо технологических и экономических задач, решений, отвечающих эстетическим пристрастиям и представлениям первого. При отсутствии чётких критериев в оценках «Заказчика», «Архитектор» отвечает его эстетическим запросам эскалацией оригинальных или не очень художественных затей. Таким образом, ответственность за художественную составляющую архитектуры разделялась (и разделяется) поровну между обоими субъектами оппозиции. Самым убедительным для «Заказчика» всегда остаётся апеллирование к образцам прошлого, в самом широком этого прошлого, понимании. Такой подход не требует от «Заказчика» особых эрудиции и знаний, помимо собственного его опыта, почерпнутого из разрозненных впечатлений. А от архитектора – творческого напряжения. Таковое заменяется демонстрацией заказчику узнаваемых и апробированных временем художественных приемов и деталей. Происходит сознательное «замусоривание» языка архитектуры «повторениями, синонимами, просто бессмыслицей»..
Простота же (лаконизм) вызывает в «Заказчике» подозрение в недобросовестности выполнения «Архитектором» взятых на себя обязательств. Преодоление этого печального обстоятельства возможно лишь при двух условиях. Первое состоит в абсолютном доверии «Заказчика», которое может основываться на таком же абсолютном авторитете «Архитектора». Второе - в наличии третьей стороны – «Профессионального застройщика – девелопера», обладающего соответствующими адекватными опытом и вкусом. Общественный не то что вкус, а этическая норма.
Эта норма может возникнуть и утвердится сегодня из одного, пожалуй, самого востребованного тренда развития современного производства. О чём бы не шла речь, о производстве ли товаров потребления, энергии или продуктов питания, главным требованием становится экономия ресурсов. Каждый грамм сожжённой нефти, переработанного вещества должен обратится в максимально возможное количество продукта. В искусстве лаконизм является методом ресурсосбережения, где в качестве ресурсов могут быть слова, звуки, или графические знаки.
КПД
Минимализм, «простые формы» в архитектуре – попытка применения принципов ресурсосбережения в обеих ипостасях. И в физической, и в ментальной.
«Линия в прозе должна быть проведена твердо и чисто, как на гравюре.
… я еще не уверен, что последний вариант можно печатать. Кажется, его можно еще сжать. Такой отбор …. и вызывает самостоятельную силу языка и стиля. Я беру пустяк - анекдот, базарный рассказ - и делаю из него вещь, от которой сам не могу оторваться. Она играет. Она круглая, как морской голыш. Она держится сцеплением отдельных частиц. И сила этого сцепления такова, что ее не разобьет даже молния…
Я проверяю фразу за фразой, и не единожды, а по нескольку раз. Прежде всего я выбрасываю из фразы все лишние слова. Нужен острый глаз, потому что язык ловко прячет свой мусор, повторения, синонимы, просто бессмыслицы и все время как будто старается нас перехитрить.
Когда эта работа окончена, я переписываю рукопись на машинке (так виднее текст). Потом я даю ей два-три дня полежать — если у меня хватит на это терпения — и снова проверяю фразу за фразой, слово за словом. И обязательно нахожу еще какое-то количество пропущенной лебеды и крапивы. Так, каждый раз наново переписывая текст, я работаю до тех пор, пока при самой зверской придирчивости не могу уже увидеть в рукописи ни одной крупинки грязи.»
Константин Паустовский «Рассказы о Бабеле»
Если говорить об архитектуре, то, иллюзия простоты, по-моему, имманентно присуща любому хорошему архитектурному объекту с древних времён до нашего времени. И это обстоятельство никак не связанно с тем, что принято называть стилем в архитектуре. Так что же это за качество, рождающее это странное определение «простые формы»?
Всякое формотворчество, исключая собственно литературу, сводится в конечном итоге к способу консервации, фиксации и транслирования какой либо не вербализуемой информации. Но если в живописи или музыке целеполагание напрямую связано с конечной формой произведения, то архитектура, как искусство является лишь следствием, побочным продуктом некой функциональной необходимости строительства. Как только возникает потребность в ограничении части пространства, возникает и архитектура. Она – неизбежное осложнение формирования среды человеческого обитания, жизнедеятельности, производства.
В этом обстоятельстве вынужденности коренное отличие архитектуры от любого другого вида формотворчества. Кроме, пожалуй, того, которое носило в советском прошлом название промышленной эстетики, и более известно теперь под именем дизайн. Люди, «эстетизирующие» промышленные изделия, стали называть себя художниками совсем недавно. Можно, наверное, сказать и по-другому, - художники обратились к производству потребительских товаров совсем недавно. До тех пор вся формотворческая сторона производства оставалась в компетенции сначала ремесленников, затем инженеров. Тем не менее, сказать, что продукты, произведённые в отсутствии специально выделенного, ответственного за «красоту» человека, были совсем уж лишены эстетической составляющей, было бы ошибкой. Я даже не стал бы вспоминать теперь заполняющие антикварные салоны предметы мебели и быта, а обратился бы к производству машин. Например, к военной продукции. Самолёты, танки, автомобили. Изделия, выполненные исключительно с целью решения конкретных задач, без какого либо эстетического кокетства, вдруг завоёвывают симпатии широкого круга потребителей именно красотой и совершенством своих форм. Такова история автомобилей разработанных в качестве военных и превратившихся в культовые произведения дизайна- Hummer, Defender или Jeep. И, в отличие от модельных произведений гражданского автопрома, десятилетиями не меняющих своего облика.
Архитектура становится осознанным искусством с появлением субъекта, готового принять ответственность не только за функциональные, но также и за эстетические характеристики строительства. Как только этот субъект появляется, и заявляет о себе как об архитекторе и авторе, он вынужден находить средства, для подтверждения и легитимизации своей деятельности в этом качестве. И в этот момент возникает серьезная опасность для простой формы, ибо одно из свойств простой формы – неочевидность её присутствия как результата осознанной деятельности. Автор начинает бояться быть неуслышанным. Неуслышанным - неоценённым. Автор начинает педалировать и форсировать силу звука и яркость света своей деятельности. Автор давит красоту. Автор позиционирует себя как художник. Что же побуждает его к этому?
Архитектура, как уже было сказано раньше, - составляющая строительства, одно из качеств потребительского товара, а именно его репрезентативной стороны. Эстетическая, образная выразительность – одно из обязательных требований заказчика-потребителя. И заказчик измеряет и оценивает это качество, опираясь на собственные эстетические пристрастия и представления. Существовавшая некогда повсеместно, и сохранившаяся преимущественно в области частного заказа, оппозиция «Заказчик» - «Архитектор», требует от последнего, помимо решения сугубо технологических и экономических задач, решений, отвечающих эстетическим пристрастиям и представлениям первого. При отсутствии чётких критериев в оценках «Заказчика», «Архитектор» отвечает его эстетическим запросам эскалацией оригинальных или не очень художественных затей. Таким образом, ответственность за художественную составляющую архитектуры разделялась (и разделяется) поровну между обоими субъектами оппозиции. Самым убедительным для «Заказчика» всегда остаётся апеллирование к образцам прошлого, в самом широком этого прошлого, понимании. Такой подход не требует от «Заказчика» особых эрудиции и знаний, помимо собственного его опыта, почерпнутого из разрозненных впечатлений. А от архитектора – творческого напряжения. Таковое заменяется демонстрацией заказчику узнаваемых и апробированных временем художественных приемов и деталей. Происходит сознательное «замусоривание» языка архитектуры «повторениями, синонимами, просто бессмыслицей»..
Простота же (лаконизм) вызывает в «Заказчике» подозрение в недобросовестности выполнения «Архитектором» взятых на себя обязательств. Преодоление этого печального обстоятельства возможно лишь при двух условиях. Первое состоит в абсолютном доверии «Заказчика», которое может основываться на таком же абсолютном авторитете «Архитектора». Второе - в наличии третьей стороны – «Профессионального застройщика – девелопера», обладающего соответствующими адекватными опытом и вкусом. Общественный не то что вкус, а этическая норма.
Эта норма может возникнуть и утвердится сегодня из одного, пожалуй, самого востребованного тренда развития современного производства. О чём бы не шла речь, о производстве ли товаров потребления, энергии или продуктов питания, главным требованием становится экономия ресурсов. Каждый грамм сожжённой нефти, переработанного вещества должен обратится в максимально возможное количество продукта. В искусстве лаконизм является методом ресурсосбережения, где в качестве ресурсов могут быть слова, звуки, или графические знаки.
КПД
Минимализм, «простые формы» в архитектуре – попытка применения принципов ресурсосбережения в обеих ипостасях. И в физической, и в ментальной.
тексты
Tilda Publishing